Вацлав Гавел,
Чехия

Когда я вспоминаю людей, которые меня ненавидели или ненавидят, то понимаю, что можно найти хоть и весьма общее и неполное, но все же объяснение их ненависти.

Я решительно не согласен, что ненависть - это просто отсутствие любви или человечности, душевный вакуум. Напротив, в ней много общего с любовью, и в первую очередь ей изначально присущ некий момент сосредоточенности на другом, зависимости от него, прямо какое-то делегирование своей личности другому. Как влюбленный тоскует по любимой и не может без нее жить, так и ненавидящий тоскует по ненавидимому. Поэтому ненависть, как и любовь, в сущности, можно рассматривать как выражение тоски по абсолюту, хотя и трагически извращенной.

Люди ненавидящие, по крайней мере насколько я их знаю, переполнены постоянным, неискоренимым и, разумеется, несоразмерным действительному положению чувством обиды. Их словно мучит жажда бесконечного почитания, уважения, любви, и они вечно терзаются от того, что окружающие, мол, неблагодарны, непростительно к ним несправедливы и не только не почитают безмерно и не любят безумно, как должны бы, а просто ими пренебрегают, хотя бы лишь в воображении ненавидящих.

Причину всех своих неудач ненавистник меньше всего склонен видеть в себе самом и в своей непомерно завышенной самооценке. По его мнению, за все несет ответственность зловредный мир. Но ведь это виновник слишком абстрактный, неопределенный, неуловимый, значит, виновника необходимо персонифицировать, потому что ненависть - совершенно конкретное возмущение души, оно требует и конкретную жертву. И тогда ненавидящий придумывает живого виновника. Разумеется, виновник этот всего лишь "запасной игрок", в сущности, случайный и потому легко заменимый.

Как я замечаю, для ненавидящего сама ненависть важнее, чем ее объект, и он способен очень быстро менять жертвы, хотя в его отношении к ним от этого ничего не меняется. И это вполне понятно: он не вынашивает ненависти именно к данному человеку как таковому, просто данное лицо представляется ненавистнику совокупностью преград на его пути к абсолюту - абсолютному признанию, абсолютной власти, полному отождествлению с Богом, правдой и порядком в мире. Ненависть к ближнему в таком случае можно бы назвать физиологически материализованной ненавистью ко Вселенной, которая воспаленным воображением воспринимается как причина собственной вселенской неудачи.

Как мне кажется, не менее важно и еще одно наблюдение. Ненавистник не умеет улыбаться, а только гримасничает. Не способен весело шутить, а только кисло ухмыляется. Ему не знакома истинная ирония, потому что он не способен к самоиронии, ведь от души умеет смеяться только тот, кто умеет смеяться над собой. У ненавидящего обычно надменное выражение лица, ему свойственны чрезмерная обидчивость, крепкие выражения, крик. Он лишен удовольствия посмотреть на себя со стороны и увидеть, как он смешон.

Ненависть есть только одна, и различий между ненавистью индивидуальной и коллективной не существует. Кто ненавидит отдельного индивида, тот способен в любой момент поддаться и ненависти коллективной. Я бы даже сказал, что коллективная ненависть, будь то религиозная, идеологическая, социальная, национальная или любая другая, словно воронка засасывает всех, кто склонен к ненависти индивидуальной.

Другими словами, глубоким тылом и мощным потенциалом любой коллективной ненависти служат люди, способные к ненависти индивидуальной.

Но не только они. Коллективная ненависть, которую разделяют, расширяют и углубляют ненавистники, обладает своеобразной магнетической силой и способна втягивать в свою воронку бесчисленное множество людей, прежде не подозревавших в себе способности ненавидеть. Это люди морально мелкие, слабые, эгоистичные, ленивые духом, не умеющие самостоятельно мыслить и потому податливые на внушение со стороны ненавидящих.

Притягательность коллективной ненависти (разделять которую бесконечно безопаснее, чем лично ненавидеть кого-то) увеличивается благодаря следующим очевидным преимуществам.

1. Общая ненависть избавляет людей от одиночества, опустошенности, чувства слабости и бессилия, чувства обиды от пренебрежения со стороны окружающих и тем самым, естественно, помогает залечивать комплексы недооцененности и неудачливости. В то же время групповая ненависть рождает чувство общности, создает какое-то особое братство, основанное на упрощенном, но объединяющем способе понимания действительности. С другой стороны, разделение коллективной ненависти не накладывает абсолютно никаких обязательств, условия участия вполне выполнимы и не надо бояться, что не выдержишь испытания. Ведь чего проще: иметь общий с другими объект неприязни и принять общую "идеологию" обиды, за которую надо наказать этот общий объект. Например, заявить, что во всех несчастьях мира - но прежде всего в горестях каждой обиженной души - виноваты евреи, цыгане, немцы, арабы, негры, вьетнамцы, венгры или чехи. Так просто и понятно. И всегда попадается достаточно вьетнамцев, венгров, чехов, цыган и евреев, которые своими поступками или мыслями послужат хорошей иллюстрацией справедливости обвинения.

2. Главному чувству - недооцененное, которое гложет всех, кто болен ненавистью, сообщество одержимых этим чувством предлагает и другие действенные лекарства. Они могут без конца убеждать друг друга в своей исключительности, состязаться в проявлении неприязни к виновникам их обид, культивировать символы и ритуалы, которые подтверждают значимость их сообщества. Общий национальный костюм или униформа, значки, знамена, любимые песни сближают их, утверждают в чувстве единства, умножают и усиливают в собственных глазах их собственную ценность.

3. В то время, как индивидуальная агрессивность всегда рискованна, потому что пробуждает к жизни пугало индивидуальной ответственности, агрессивность сообщества ненавидящих выглядит почти что "легальной", ее коллективное выражение создает иллюзию почти что законности либо, по меньшей мере, чувство коллективного прикрытия - можно затеряться в группе, смешаться с толпой. Каждый потенциальный насильник явно трусит. Но тут один стимулирует другого, а все вместе - они в своем праве, хотя бы потому, что их много.

4. Принцип коллективной ненависти значительно облегчает жизнь всем, кто не способен к самостоятельному мышлению. Ведь он предлагает такой простой, с первого взгляда различимый или на слух узнаваемый объект ненависти: предложенного "виновника" можно моментально определить по цвету кожи или звучанию имени, или по языку, на котором он говорит, или религии, которую исповедует, или месту на земном шаре, где живет. Таким образом, процесс материализации вселенской несправедливости в конкретный индивидуум упрощается до предела.

Некоторые наблюдатели рассматривают порой нынешнюю восточную и среднюю Европу как пороховую бочку, как территорию, где расцветают национализм и этническая нетерпимость, а стало быть, и коллективная ненависть. Эту часть Европы называют возможным источником будущей нестабильности на континенте и серьезной угрозы миру. В подтексте таких пессимистических размышлений то там, то здесь можно уловить и некую тоску по золотым дням холодной войны, когда две половины Европы держали друг друга в страхе, благодаря чему, дескать, и был мир.

Я не разделяю пессимизма упомянутых наблюдателей. Я просто знаю, что уголок мира, где я живу, мог бы стать (если бы мы забыли о бдительности и здравом смысле) подходящей почвой для возникновения и развития коллективной ненависти. Для этого есть множество очевидных причин.

Прежде всего, ни на минуту нельзя забывать, что на территории средней и восточной Европы перемешаны и живут рядом множество наций и различных этнических групп, и трудно представить какие-то идеальные границы, которые бы разделяли земли этих наций и этнических групп. Здесь масса национальных меньшинств, а среди них - еще меньших меньшинств, поэтому любые границы весьма искусственны. Короче, это настоящий межнациональный котел. У всех этих наций было мало исторических возможностей обрести политическую самостоятельность и собственную государственность: в течение веков они жили под покровом австро-венгерской монархии и после короткой паузы между двумя мировыми войнами оказались так или иначе порабощены Гитлером, а потом сразу же Сталиным.

Поэтому в коллективном подсознании этих народов тлеет чувство исторической обделенности. И гипертрофированное чувство обиды, характерное для ненависти, тут может найти вполне подходящие условия для возникновения и развития.

И еще. Тоталитарная система, которая долгие годы сковывала эти страны, помимо прочего, стремилась все подравнять, зажать и унифицировать. Десятилетиями очень жестко подавляли любую самобытность или - если угодно - "неодинаковость" порабощенных наций. От структуры государственных органов до звезд на крышах - все было одинаковое, то есть импортированное из Советского Союза. Что же удивительного, если в тот момент, когда эти нации избавились от тоталитарной системы, они внезапно и остро ощутили свою только что высвободившуюся "неодинаковость"? Сбросив униформу и маску, навязанную нам силой, мы впервые взглянули друг другу в лицо и увидели незнакомые черты и как шок восприняли свою "непохожесть". Из этого может появиться еще одно подходящее условие для возникновения коллективной неприязни, которая при определенных обстоятельствах была бы способна перерасти в коллективную ненависть.

На этой территории нациям просто не хватило времени обрести свою государственность, им не дано было времени на то, чтобы привыкнуть к своей политически профилированной "неодинаковости".

И здесь сгодится сравнение с ребенком: у этих наций просто не было времени стать взрослыми.

Теперь, после всего пережитого, они испытывают естественное желание того, чтобы их существование сразу же было бы замечено, признано и оценено. Они хотят, чтобы о них знали, чтобы остальной мир принимал их во внимание, чтобы была признана их "неодинаковость". И одновременно они полны внутренней неуверенности в себе самих и в мере признания их остальным миром, они с опаской смотрят на себя и задаются вопросом, не отбирают ли у них соседи (вдобавок еще так неожиданно оказавшиеся совсем иными, чем они) часть внимания, которое заслужили они сами.

В Индии есть сказка о волшебной птице, у которой одно тело, но две шеи, две головы и у каждой головы самостоятельное сознание. Долгое совместное житье привело к тому, что эти две головы возненавидели друг друга, начали ссориться и подсовывать одна другой камни и яд. Последствия очевидны: в страшных мучениях с громкими стонами птица умирает. Бог Кришна своим безграничным могуществом воскрешает ее, чтобы она всегда напоминала людям, чем кончается ненависть. Она уничтожает не только ненавидимого, но одновременно, а может быть, и раньше, погибает ненавидящий.

Хорошо бы это помнить и нам, кто живет в только что родившихся европейских демократиях. Стоит только одной из стран испытать на себе ненависть соседа, и мы все погибнем, как волшебная птица из индийской сказки. С той лишь разницей, что какому-нибудь земному Кришне гораздо труднее будет избавить нас от разразившегося несчастья.

Перевод с чешского